к вопросу подростковых суицидов
который обсуждался как минимум дважды за последнее время. в частности о том, как сделать, чтобы наши дети не.
статья в тему, созвучна моим мыслям.
https://republic.ru/posts/76272
паблик платный, т.ч. на всяк. случай копирую
В проблеме подростковых самоубийств нет двух одинаковых случаев: у кого-то несчастная любовь, кого-то дома обещали избить до полусмерти за двойку, кто-то заболел – все, что угодно. Но в целом это общественное массовое явление; мои коллеги-социологи по всему миру его активно изучают, и сегодня мы можем многое сказать о его причинах.
О случившейся на этой неделе трагедии в Стругах Красных, где двое девятиклассников, пообещав покончить с собой, закрылись в доме, стреляли в полицейскую машину и погибли при штурме, пока материалы расследования недоступны, – сказать можно только одно: в нем есть все предпосылки для суицида.
Во-первых, девочка жаловалась на побои в семье, а мальчик был их свидетелем. Это тяжелейшее унижение, и такое поведение по отношению к детям должно быть полностью исключено. В Европе, Японии и многих других странах любые физические наказания – это уголовное преступление. В России проблема даже не в том, что домашнее насилие сейчас выводят за рамки уголовных преступлений. Дело в том, что такие действия вовсе не считаются в нашем обществе домашним насилием. Но вред такого насилия хорошо доказан. Сейчас выходит много научных работ – и монографии, и статьи, – где под одной обложкой преступления несовершеннолетних и преступления против несовершеннолетних. Потому что одно – следствие другого. Согласно данным психологов, если ребенок в возрасте до года не испытывал постоянную любовь матери или если ребенка физически наказывали, из него, с повышенной долей вероятности, вырастет насильственный преступник.
Роль социальных сетей
Вторая показательная черта псковской трагедии – это роль социальных сетей. Я считаю, что в целом эти сети – благо. Они дают возможность не просто выпустить пар, а самоутвердиться при невозможности сделать это в реальной жизни. Такая потребность в самоутверждении, самореализации есть у каждого человека, хотя и не всегда она осознана. Взрослым самоутвердиться проще – это позволяет сделать работа, хобби. Подростки же могут самоутверждаться в самодеятельном творчестве или спорте. Но для этого нужны кружки и секции, которые сейчас стали в основном платными, да и развиты они в Москве и Петербурге, но не в сельской местности и малых городах. При отсутствии возможностей для самоутверждения работает так называемый принцип двойной неудачи, открытый социологом Робертом Мертоном. Первая неудача: человек (прежде всего подросток) не смог самоутвердиться в активной творческой деятельности, не стал «ботаником», не стал спортсменом. Тогда растет риск возможной негативной активности – он может начать совершать преступления. Но и здесь возможна неудача – мама так воспитала, что человек не может бить и воровать, или он трусоват и боится полиции. И тогда это вторая неудача. В результате человек уходит либо в алкоголь, либо в наркотики, либо пытается покончить жизнь самоубийством.
Социальные сети восполняют эту функцию. Вот пример, исследованный двумя американскими университетами. С конца 90-х – начала 2000-х годов во всем мире, включая Россию, сокращается уровень преступности, особенно тяжких насильственных преступлений. В России число убийств с 2002 года снизилось с 23 на сто тысяч населения до восьми – почти в три раза. В Германии, США и странах Балтии – в два раза, в латиноамериканских странах – в два раза и более. Даже в Японии, где и без того очень низкая преступность, количество убийств снизилось с 0,6 до 0,3 – тоже в два раза. Одна из главных гипотез, почему это происходит: основной субъект уличных преступлений (кражи, грабежи, убийства, изнасилования) – подростки и молодежь. А теперь подростки и молодежь ушли в интернет. Там они убивают (для этого есть «стрелялки»), там они дружат, там они ссорятся, там, если хорошо технически вооружены, они вскрывают сейфы и снимают деньги с карт. А киберпреступность высоко латентна, то есть ее сложно увидеть. Недавно криминолог Владимир Овчинский привел данные: из киберпреступлений регистрируются только 5%. То есть и преступность, и возможности для самоутверждения перешли в мир интернета.
По самоубийствам подростков и молодежи мы на первом месте в Европе
Исследователи из университетов Вилланова и Ратгерс констатировали: когда на рынке компьютерных игр появляются новые «стрелялки», уровень предумышленных убийств в США существенно падает, и этот эффект в среднем длится три месяца. А я в этом был уверен еще до публикации этих данных, я писал об этом в своей монографии в 2014 году («Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль»). Но любое благо имеет и свои негативные последствия. В социальных сетях есть группы сторонников самоубийств, о которых в мае 2016 года писала «Новая газета». Я согласен, что некоторое негативное влияние сетей на подростков может быть. Но никакие запреты, никакая слежка не помогут его предотвратить. Помогут только разумные советы родителей и умных педагогов, а также действие законов (например, доведение до самоубийства – статья 110 УК РФ). Другое дело, что родителям надо жить жизнью ребенка. Но это легко сказать и почти нереально выполнить. Что касается влияния «пропаганды» суицидов – романов или фильмов, как это происходило в далеком прошлом после публикации в России «Бедной Лизы» или «Страданий молодого Вертера» в Европе, я думаю, что сегодня это бы так не сработало: у нас давно уже нет никакого романтизма в этом вопросе.
Российская аномалия
Сейчас уровень самоубийств снижается и во всем мире, и в России. Наш максимум был при Брежневе и Черненко – сорок случаев на сто тысяч населения, а сейчас – семнадцать случаев. Но поскольку он снижается и во всем мире тоже, мы продолжаем оставаться страной из первой мировой десятки по самоубийствам. А вот по самоубийствам подростков и молодежи мы на первом месте в Европе. Мы держим это печальное первенство уже давно, и вот почему.
В эпоху постмодерна, наступившую в 1970–1980-е годы, произошло принципиальное изменение деления человечества: не на классы, а на две группы – включенные и исключенные. Об этом первыми стали писать французские социологи. Первые – это люди, включенные в активную экономическую, трудовую, политическую, культурную и прочую жизнь; вторые – исключенные из нее. Это деление произошло во всем мире. Но у нас доля исключенных аномально зашкаливает, она неизмеримо выше, чем в Германии, Франции, Польше, Венгрии и других странах Восточной Европы.
По самым мягким подсчетам, у нас сейчас порядка 70% населения относятся к социально исключенным. Они основная социальная база преступности, алкоголизации, наркотизации, самоубийств. К исключенным, безусловно, относятся алкоголики, наркоманы, длительное время безработные, бомжи, старики, жители сельской местности. И, к сожалению, к исключенным в России относится и значительная доля подростков, несовершеннолетних. Особенно в сельской местности и малых городах.
Подростки по определению меньше, чем взрослые, могут быть включены в трудовую, экономическую, политическую форму жизни. Поэтому им должны быть предоставлены особые условия – их нужно завлекать в общественную активность. Но что может сделать подросток в Рязанской, Калужской области? Как он может оказаться включенным? Какие у него возможности самоутверждаться? Близкие к нулю.
Размеры хижин
Проблема исключенности в России обострилась в конце прошлого века (и особенно в этом веке) с ростом неравенства. По данным нескольких международных организаций, в России уровень неравенства один из самых высоких среди развитых и развивающихся стран.
Согласно недавнему отчету «Global wealth report» банка Credit Suisse, сейчас 1% населения мира владеет 52% всех богатств, а в России 1% населения владеет 71% всех богатств.
Прежде, в СССР, все были нищими, но не было сообщений, что у кого-то на квартире валяется почти 9 млрд рублей. Члены Политбюро ЦК КПСС были нищими по сравнению с нынешними представителями власти. И если раньше все это было за кремлевской стеной, то сейчас оно на виду. Среди исключенных это вызывает чувство неудовлетворенности собственной жизнью, часто неотрефлексированное. Они бьются, и некоторые чудом выскакивают, но большинству это не удается. У нас не хватает лифтов вертикальной мобильности.
И многие люди сами это понимают. В 80-е годы я изучал материалы о самоубийствах в Ленинграде и нашел предсмертную записку одного работяги. Он писал в тяжелом состоянии, даже без запятых: «Сашенька шагни дальше отца по социальной лестнице». Да ему докторскую степень за эту формулировку надо присваивать, но у него не было возможности ее защитить.
Рост уровня жизни мало помогает с этим справиться. Как писал Маркс: пока все живут в хижинах – все хорошо. Но если рядом с хижинами появляется дворец, люди в хижинах начинают ощущать свою неполноценность, униженность. И даже если хижины растут, но одновременно растет дворец, то это чувство сохраняется. Самоубийство – это вид протестного поведения.
Неслучайно сейчас среди ученых тема исключенности становится все популярнее. В июне этого года в Перми прошла первая в России международная конференция по проблеме исключенности: в ней участвовали психологи, социологи, историки, представители петербургской «Ночлежки». В прошлом году я оппонировал по уникальной диссертации о самоубийствах в армии. Прежде ее нигде не принимали к защите, но приняли у нас в Петербурге. А в декабре на соцфаке СПбГУ будет защищаться докторская диссертация о самоубийствах на пограничных территориях России.
Я надеюсь, что всплеск интереса к проблеме заставит нас осознать, как важно сейчас работать над максимальным сокращением социального неравенства и что деньги надо вкладывать не в многомиллиардные корпорации, а в население.
Яков Гилинский
Криминолог, социолог, заведующий кафедрой уголовного права РГПУ имени Герцена
